Миллионы лет животное, которое потом стало самым страшным убийцей на планете — человеком, мыслило понятиями, обусловленными необходимостью выжить. Потом, уже в период от 4000 лет до н.э. по век 20-й, эти инстинкты пробуждаются, когда надо воевать, когда надо убивать людей, когда надо защищать свой дом и свою семью, когда идет враг, когда враг угрожает твоей безопасности, жизни, детям, когда если не ты, то тебя, тогда, в такие времена, человек забывает о тысячелетиях, когда он не хотел быть животным, когда он уходил от инстинктов и забывал запах крови, и тогда он воюет. Или когда, чтобы выжить, твоему народу нужны новые земли (был такой период развития цивилизации, когда мощь государства, выживание нации или народа завысило от размера территории), тогда в ход шли речи правителей о святых целях, о нечестивцах, о язычниках, о дикарях, и тогда шли убивать за территорию, жадно втягивая запах крови и грезя о будущем благоденствии.
Это я к чему? Я понял, что меня коробит в «ЗАТОкрымнаш»…. Но тут же признаю, как умело современные политтехнологи воздействуют на подкорку населения. Пропаганда, как известно, пробуждает рефлексы и отключает все то, что навеяно цивилизацией, все то, что заставляет думать иными категориями, чем догнать, убить и съесть. Словосочетание «Крым Наш» направлено именно на такое пробуждение, согласитесь, если бы звучало «Крым с нами», эффект был бы другим. Пропаганда доносит до нас, что мы его завоевали, отняли у других. Великая Россия может отнимать то, что захочет, вместе с населением, дорогами и женщинами. Ведь, если бы ввести риторику, что Крым приглашаем к нам, к объединению, содружеству, то, согласитесь, здесь гораздо больше поводов задавать вопросы и порассуждать. Во фразе «Крым Наш» нет места для сомнений, победы над врагом не обсуждаются, жертвы не считаются, эта фразеология знакома и понятна со времен Великой Отечественной (Киев — наш, Курск — наш), когда города отнимали у врагов, возвращали себе.
