«Музей не только про прошлое, но и про будущее»: Александр Ушаков о современных музеях, новых пространствах в Оренбурге и восприятии истории

15 мая Оренбургский губернаторский историко-краеведческий музей совместно с Музеем первого президента России Б.Н. Ельцина откроет выставку «Девушки 80-х». Выставка будет посвящена женским образам 1980-х, девушкам и молодым женщинам, которым пришлось жить в эпоху социальных и политических перемен. Выставка вдохновлена книгой писателя Бориса Минаева «Ковбой Мальборо, или Девушки 80-х» и создана Борисом Минаевым совместно с фотографом Александром Тягны-Рядно. На выставке будут показаны чёрно-белые фотографии восемнадцати ярких представителей советской фотографии 1980-х как из официальной прессы, так и из андеграундной культуры. Частью выставки могут стать снимки из домашних архивов оренбуржцев. До 12 апреля каждый житель Оренбургской области может прислать в музей свою фотокарточку, сделанную в 1980-е годы, и рассказать свою историю о жизни в те годы. Можно отправлять как портреты, так и жанровые снимки. При вашем согласии, музей готов принять оригиналы и электронные копии фотографий на постоянное хранение в свои фонды. Данил Ведениктов поговорил с директором Оренбургского губернаторского историко-краеведческого музея Александром Ушаковым о его опыте, предстоящей выставке, планах на будущее, «Ельцин-центре» и о том, как осмысляется русская история сейчас. — Насколько я знаю, вы раньше работали в орском краеведческом музее, затем в Музее Черномырдина. С декабря вы занимаете должность в историко-краеведческом музее. Сильно ли отличается работа на новом месте? — Хороший вопрос (смеётся). Конечно. Несмотря на то, что у всех музеев примерно одинаковое направление деятельности – пополнять фонды, их изучать, популяризировать, есть своя специфика. Каждый из названных вами музеев своей спецификой обладает. Как и этот музей. У него есть своё лицо, свои коллекции, свои предметы, есть своя история, свой штат сотрудников, направление деятельности, которой музей занимается. Здесь, конечно, большой ресурс предметов, которые музей хранит. И это не только золото, про которое знают за пределами нашей области и даже в мире знают. Немножко в лирику уйду. Я сам участвовал в раскопках курганов, где обнаружены были золотые и не только золотые археологические предметы. Руководил учёный с мировым именем, и он эти находки показывал зарубежом, и там знают, что есть такое село Филипповка. Даже в нашей области большинство не знает. Ресурс пространств и зданий, тех локаций, которыми музей обладает. Это не только сам музей. Вот вам минитест – знаете парк «Салют победы», сад Фрунзе ещё по-другому называется? Он тоже к этому музею относится. Многие не знают этого, судя по моему опыту. Есть ещё фондохранилище, достаточно большое здание, где хранится 130 тыс. предметов: от фотографий до костюмов, документов. Есть музейный дворик, про который сейчас много говорим, хотим сделать его открытым для посещения. В принципе здесь специфика есть, она интересная. Есть сложные задачи, которые хочется решить – сделать музей более доступным, более интересным, более современным, может быть, какие-то новые смыслы найти. Есть анекдот – за всю жизнь человек два раза приходит в музей, когда он сам ребёнок, и когда он своего ребёнка приводит. Мне бы хотелось эту историю разрушить, чтобы люди приходили в музей. —  Выставка «Женщины 80-ых» связана с идеей сделать музей более современным? —  В том числе. Тут много пластов. Первый – сотрудничество с современной институцией (имеется в виду «Ельцин-центр»), у которой большая команда профессионалов, которые тестирует разные новые формы мероприятий и т.д. Второй пласт – поднять тему, о которой раньше не говорили. Кажется, что она должна быть симпатична нашим мамам, старшим сёстрам, бабушкам, тётушкам. Посмотреть на время, которое, казалось, было только вчера, а оно уже прошло. Это особый период для нашей страны – «перестройка», распад, олимпиада. Это особые чувства. Отголоски этого доходят и до современной молодёжи. Есть ещё один момент, который связан с коммуникацией между сотрудниками. В музее нет такого бюджета, который позволял бы отправлять людей повышать свою квалификацию. В процессе таких взаимных проектов команда музея формируется, обогащается, смотрит, как можно делать у себя подобные выставки. Эта выставка предполагает наше участие, мы планируем работать с фотографами, с местными жителями, которые свои фотографии из семейных альбомов достанут. Я выяснил, что в 90-ые годы фотоклуб «Урал», и он сделал первую эротическую выставку в ДК «Дзержинского». Опять же, это возможность коммуникации музея с местными жителями, которые просто так бы не пришли. Появляется повод – появляется интерес, появляются какие-то ностальгические моменты. Для фотографов, которые снимали в 80-ые и 90-ые, это тоже повод что-то вспомнить, плёнки достать, проявить. —  Планируете ещё сотрудничать с музеями из других регионов? Может быть, с музеями современного искусства? —  Планируем. И не только с музеями. Мне очень хочется поменять представление людей в Оренбурге, что музей – это не только бабушка-смотрительница, которая сидит на стуле и спит, а на ней ещё должен быть оренбургский пуховый платок. У музея достаточно большой функционал. Вроде бы, всего лишь какая-то небольшая выставка, а у вашей мамы уже положительные эмоции, у фотографов положительные эмоции, у блогеров и журналистов появляется инфоповод. Хочется, чтобы это заметили разные организации. Сейчас мы с одним заводом (имеется в виду Оренбургский локомотиворемонтный завод) обсуждаем возможность совместного проекта. Хотим к юбилею этого завода сделать выставку, рассказать про его ветеранов, они пополнят наши фонды своими фотографиями, документами, личными делами, воспоминаниями. У этого завода достаточно большая история. Он помогает восстановить нам паровоз для «Салюта победы». Мы готовим программу для детей их сотрудников. Они спрашивают: «А что, музей так может?» Они даже не понимают, что такая возможность есть. Такое широкое сотрудничество может вылиться в какую-то программу. Удивительно, что до этого со стороны музея к заводу не было внимания. Я упомянул музейный дворик. Мы хотим сделать его открытым пространством для молодёжи и не только. Местные архитекторы и дизайнеры придумали функциональное зонирование – где разместить сцены, где стеллажи для выставок, где блошиный рыночек разместить, афишную тумбу поставить, столики для шахмат, фотозона с ретроавтомобилями и велосипедами. Нужно наполнить функционалам весь музейный двор, чтобы в летний период он открывался. Ещё мы ведём переговоры с кофейней, чтобы на лето они разместили точку. —  Это напоминает пространство «Арт-квадрат» в Уфе. —  Это первая ассоциация, которая у всех возникает. Есть такие пространства в Казани, в Питере. У нас пока ничего подобного нет. Хотим сделать полноценную программу. Сейчас ведём переговоры, лекторов подбираем. С Александром Абрамовым, с Владом Фельдманом чтобы слэмы устраивать. Музей должен выходить в город. Не только классическими способами, но и такими историями. Ведём переговоры с несколькими спонсорами, которые готовы профинансировать какие-то работы, закупку аудио, видео, возможно, летний кинотеатр здесь сделать. В 80-ые годы здесь располагался кондитерский цех, там делали какие-то умопомрачительные пирожные, политые красным ромом. Сейчас мы ищем людей, которые там работали, чтобы найти рецепт и, допустим, заключить соглашение с какой-нибудь пекарней, чтобы реализовывать это на летний период только у нас в дворике. В идеале мне бы очень хотелось, чтобы вы, допустим, пришли и сказали: «Мы хотим сделать с музеем проект», журналистское расследование, например. Или провести какой-то перформанс. И чтобы музей эти возможности мог предоставить. Чтобы у людей менялось представление о формах работы музея. При этом классическое направление тоже нужно развивать. Мы ведём переговоры с музеями из Челябинска, Перми, Москвы, чтобы не только из Оренбурга что-то уезжало и показывалось где-то, но и в Оренбург приезжали выставки, кураторы, которые общались бы с молодёжью и не только. —  Получается, если оренбуржцы сами не идут в музей, то музей выходит к ним. —  Вы правы. Я считаю, что это в любом случае обоюдный процесс. Это не может быть односторонняя история. Если не будет активных жителей, то это не пойдёт дальше. Все восхищаются Казанью. Если ты приезжаешь в Казань, тебе и местные жители дорогу покажут и расскажут что-то. Общество и музей не оторваны друг от друга. Здесь же работают тоже жители Оренбургской области, не инопланетяне и не жители из других регионов. Всё должно быть взаимосвязано. Должны быть всеобщая любовь и симбиоз! Даже в своей социальной сети сделать пост: «В музее круто, приходите!» Это намного эффективнее, нежели мы напишем в газеты, информационные порталы и т.д. Если будет такая химия, всё будет работать. Могу сказать по опыту работы в Чёрном отроге, где мы работали с местными жителями. —  В России есть такое явление как централизация. Молодёжь толпами уезжает в Москву, Петербург и в другие крупные города. Такие культурные пространства могут заставить их остаться в Оренбурге? Или нужно нечто более фундаментальное? —  Хороший вопрос. Есть, конечно, причины объективные – экономическое состояние региона. Всё очень комплексно. Существует и некая субъективная сторона. Возможность для самореализации и прочее. Иногда имеет большое значение, что у людей нет такой возможности. Я не говорю, что она есть в Москве, есть отрицательные стороны переезда. Мне дали возможность себя реализовать – в моём возрасте работать в музее. Мне кажется, если такая возможность будет у молодёжи, процесс замедлится. Я не уверен, что остановит, но создаст предпосылки для возвращения в Оренбург. У меня есть знакомые, которые поехали в Москву за большими деньгами, за походами в театры, музеи, на всякие дискотеки. Но те, кто туда уезжают, обычно туда не ходят. С одним другом постоянно смеёмся. Он работает в гастрономии и у них есть точки в парке Горького. Я за 5 лет работы в Музее Черномырдина, условно говоря, был 9 раз в «Гараже» (московский музей современного искусства), он за 5 лет не был там ни разу. —  Ещё один вопрос, связанный не столько с выставкой, сколько с «Ельцин-центром», с которым вы сотрудничаете. Вы знаете о неоднозначной репутации «Ельцин-центра» в СМИ? —  Во время работы в музее Черномырдина мы активно сотрудничали с «Ельцин-центром». Я ранее сказал, что у них команда настоящих профессионалов. Они всё время оказывали нам поддержку. Фактически это мои личные связи по этой выставке. У меня ни разу не было и капли сомнения в компетентности сотрудников «Ельцин-центра». Они фактически создали прецедент новых форм работы в музейном деле, приезда к ним туристов. Для меня эти показатели очень важны. Мне бы в моих розовых мечтах хотелось бы, чтобы люди приезжали в Оренбург, в том числе, из-за музея. Неважно, нашего, музея изо, музея истории города, Музея Черномырдина. Повторюсь, работники «Ельцин-центра» – большие профессионалы. Ещё один их плюс – они одни из немногих, кто работает с современной историей. В других музеях, как правило, всё заканчивается до советского периода. А что дальше было…только из рассказов родителей. Я бы хотел, чтобы и наш музей был не только про прошлое, но и про будущее. А это невозможно, если не заниматься современной историей. —  Вам не кажется, что в России достаточно болезненное отношение к собственной истории? Споры о мавзолее, Сталине, памятнике Дзержинскому, Ельцине не утихают. Есть какие-то способы эту поляризацию в обществе нивелировать? —  Очень сложный вопрос вы задаёте, очень сложный… По моему субъективному мнению, если рассказывать историю, какой она была, то это может нивелировать. Потому что у нас сначала за «красных», потом за «белых», потом за «зелёных». У нас гражданская война даёт о себе знать, а 90-ые вообще самое больное место. Для кого-то, для моих родителей, это худшее время, потому что нищета, это всё. А для кого-то это время свободы, творчества, каких-то порывов, отсутствия запретов, цензуры. На эти вопросы нельзя однозначно ответить. Я думаю, что если в это обсуждение будут люди включаться самые разные, даже если они к истории вообще никакого отношения не имеют. Это должно выйти не только из умов историков, должно войти в повседневную жизнь людей, когда они могут это обсуждать, делиться и принимать историю такой, какая она есть. Зачем мы будем друг другу хамить, грубить, если вы за «красных», я за «белых», это уже свершившийся факт. Самое тяжёлое – это принять. И дальше идти с этим. У нас так не всегда получается. —  1917-ый год это некий водораздел? Кажется, что будто до него все исторические личности имеют какой-то нейтральный оттенок, кроме Ивана Грозного. —  Может быть, давность времени и отсутствие более обширной информации сказывается. Хотя советская пропаганда хорошо поработала и сделала отрицательным персонажем Столыпина, ещё кого-то. Хотя если сейчас посмотреть на то, что делали эти люди, уважение к ним точно появляется.  Гражданская война – самое больное. О ней всегда сложно говорить, а если это ещё в одной семье…сами понимаете, как это больно сказывается. С другой стороны, возможно, это такой важный момент, через который каждый народ должен пройти. Если это было, если народ через это проходит, не замалчивает. Если создаются социокультурные проекты, которые показывают обе стороны. Это же очень важный момент, чтобы противоположная сторона могла представить свои минусы и увидеть плюсы оппонента.   Рубрикатор: #мойоренбург_орен1 #интервью_орен1 #свойконтент_орен1 Автор: Данил Ведениктов