Наталия Веркашанцева: «Правда, в этих «королевских» чертогах располагалась самая банальная коммуналка – «на 48 комнаток всего одна уборная» »

Наталия Веркашанцева: «Правда, в этих «королевских» чертогах располагалась самая банальная коммуналка – «на 48 комнаток всего одна уборная» »

Журналист Наталия Веркашанцева о доходном доме на улице Чичерина, 34. «Если вы любите гулять по Оренбургу, то наверняка всякий раз обращаете взор на здание Главпочтамта на улице Кирова, замедляете шаг возле Центробанка на улице Ленинской, любуетесь выверенными пропорциями ресторана «Панкратов» на Советской и, конечно, не можете равнодушно пройти мимо жилого дома на улице Чичерина, 34, которое когда-то было доходным домом, о чем свидетельствует надпись на брандмауэре. По мне - это самые красивые строения, доставшиеся нам в наследство от прошлого века. Если я угадала в вас своих единомышленников, то вы без труда продолжите список зданий в стиле модерн и улиц, на которых они расположены, продолжая свою неспешную прогулку. Ну а я приторможу возле этого дома - на Чичерина, 34. У меня с ним давние отношения. Мы познакомились, когда ему было 53 года, а мне восемь лет. Я перешла во второй класс и легко посчитала его возраст, который он вовсе не скрывал: на фасаде значилась дата его рождения – 1911 год. Он сразил меня своим благородством и элегантностью. Еще бы! До него наша семья ютилась в сыром полуподвале, где мы снимали угол у старухи с диковинным для детского уха именем - Граня. После комнатушки, из окон которой были видны только ноги прохожих, оказаться в трехэтажном доме с парадным подъездом, большими балконами, торжественно вознесшимися над аркой ворот, с фасадом, в изобилии украшенным геометрическим орнаментом из прямоугольников, окружностей, овалов, стилизованными цветами и трилистниками, было все равно, что волшебным образом перенестись из чулана во дворец подобно Золушке. Правда, в этих «королевских» чертогах располагалась самая банальная коммуналка – «на 48 комнаток всего одна уборная». Ну не на 48, конечно, а на десять. (Но очереди по утрам выстраивались на полкоридора, потому что здесь же был и умывальник, дореволюционный, между прочим. Необычной формы – овальный и глубокий). В комнате площадью девять квадратных метров, вытянутой, как пенал, нас жило шесть человек. Иногда наведывалась из деревни бабушка. И регулярно наезжали родственники из Новотроицка в количестве четырех человек. Не помню, как мы все размещались. Только помню, что гости спали под столом. А уроки я делала на коммунальной кухне, где весело шкворчали сковородки и булькали кастрюльки на примусах и керогазах. Когда здесь становилось особенно шумно, потому что соседкам всегда было о чем поговорить, уходила в коридор, где стоял чей-то сундук, взгромоздясь на который я как мышка-норушка тихонько грызла гранит науки. (Кстати, училась на «пятерки»). Иногда меня звала к себе в гости соседка Мария Петровна. Она жила одна. У нее было тихо и уютно. Особенно мне нравился приглушенный свет торшера, под которым домашние задания делались как бы сами собой. * * * Как же я любила свой новый дом! Мне нравились его широкие лестницы с литыми чугунными ограждениями, просторная лестничная площадка, похожая на холл, балкон, с которого открывался вид на красивый двухэтажный особнячок на противоположной стороне улицы, правда, не такой красивый, как мой дом. А еще нравилась веранда на втором этаже. Некоторые из соседей, чьи окна выходили на веранду, высаживали в ящиках с землей вьюнки, создавая шатры из темно-зеленых листьев и фиолетовых цветков. Там, где перила были свободны от вьюнков, парень с первого этажа Женька Мумасов устроил для себя сцену. Я бы даже сказала – ристалище, где давал представление не на жизнь, а на смерть. Собрав зрителей, он молодецки запрыгивал на шатающиеся перила и ходил по ним на руках. До тех пор, пока из дома не выскакивала тетя Соня и не начинала слезно просить сына прекратить смертельный аттракцион. Кстати, он-таки стал артистом – много лет играл в «Звуках» - знаменитом ансамбле Дворца культуры «Россия». И если думаете, что на скрипке, то ошибаетесь.   Конечно же, на саксофоне, сводя с ума теперь уже не маму, а девчонок на танцплощадке. * * * Мою любовь к дому, однако, никто не разделял. Женщины на кухне начинали говорить вполголоса, а то и вовсе шепотом, когда речь заходила о прошлом нашего красавца. Только слышалось: «Шу-шу-шу…номера Коробкова… шу-шу-шу…» Что тут были номера я знала и без них. Он этого не стеснялся, об этом было написано красивым шрифтом (у него все было безупречно!) на боковых стенах: Номера П. С. Коробкова. Кто такой П. С. Коробков я узнала спустя много лет. Коробковы – одна из знаменитых купеческих семей Оренбурга. Братья Павел и Алексей Коробковы торговали мукой. Имели свои мельницы. Кстати, проживали на улице Чичерина. Только тогда она называлась Гришковской. Видимо, помня старую истину о том, что нельзя все яйца класть в одну корзину, один из братьев решил заняться еще и «отельным» бизнесом. И, видимо, в средствах стеснен не был, коли отгрохал такой доходный дом, который спустя десятилетия стал памятником истории и архитектуры. И отельер из Павла получился неплохой, обладающий отменным вкусом и держащий нос по ветру новых веяний, в том числе архитектурной моды. В «Оренбургской газете» за 1915 год было опубликовано объявление следующего содержания: «Сдаются меблированные комнаты П. С. Коробкова по улице Гришковской. Новые номера обставлены роскошно. Со всеми удобствами, телефон, электрическое освещение, водяное отопление. Прежние номера отремонтированы. Посуточно от 50 копеек до 2 рублей 50 копеек. Завтраки, обеды и ужины – ежедневно под наблюдением опытных поваров и кулинаров. Имеются кладовые для багажа и вещей. Помещения для лошадей и экипажа». Вот так! Гены пальцем не раздавишь! Даже восьмилетняя девочка почувствовала благородное происхождение этого уникального здания. Но вот взрослые… Мама до сих пор считает, что это был «дом разврата». Говорит, что в комнатах на стенах сквозь побелку проступали нарисованные какими-то несмываемыми красками «голые» женщины. И ей пришлось потратить немало усилий, чтобы отскрести это «бесстыдство». И когда я ей начинаю говорить, что номера - это всего лишь гостиница, она сердито ворчит: «Ага, гостиница, гостиница…». Правда, услужливая память тут же подбрасывает цитату из Ильфа и Петрова: «Поедем в номера!». Ну что тут попишешь? Разве что в ответ на цитату предъявишь философскую сентенцию: «Ну и что? Это жизнь». Кстати, готовя материал к печати, я позвонила архивисту Татьяне Судоргиной, которая, кажется, знает о нашем городе все и даже больше. Так вот, Татьяна Владимировна, писавшая несколько лет назад очерк о женщинах легкого поведения в дореволюционном Оренбурге, сказала, что ни в одном из источников, откуда она черпала сведения о жрицах любви, ни разу не упоминались номера Коробкова. Так что о дурной репутации моего любимца еще можно поспорить. * * * Когда я училась в шестом классе, мы переехали в новенькую с иголочки «хрущевку» - в отдельную квартиру. И мой роман со старым домом закончился. А новый я так и не полюбила. Он находился на улице Юркина, где не стихал шум машин, а в окна летела черная, как сажа, пыль. У нас была своя собственная кухня, но мама скучала по коммунальной, у меня была своя комната – с торшером! - но я с грустью вспоминала посиделки в уютном гнездышке Марии Петровны. У нас был свой собственный балкон, но с него открывался вид на унылую территорию гормолзавода. Потом я жила в разных домах, но ни один из них не трогал моего сердца. В нем навсегда, как первая любовь, осталось трепетное и светлое чувство к дому на Чичерина, 34. «По несчастью или счастью – истина проста: никогда не возвращайтесь в прежние места», - написал Геннадий Шпаликов. Но я решила ослушаться поэта. Недавно, катаясь на велосипеде, решила сгонять на улицу Чичерина. Остановившись перед знакомым фасадом, спешилась со своей «лошадки». Увы, нет здесь теперь «помещения для лошадей и экипажа». Да и в моем детстве уже не было. Поэтому пришлось тащить велосипед с собой через узкую калитку в железных воротах, запертых на цепь. Как же здесь стало пусто и голо! Раньше в центре двора был скверик, огороженный низким деревянным штакетником, а в тени деревьев – деревянная беседка. А ныне – шаром покати. Но вот она – главная потеря: дом лишился своей веранды. Будто ножом стесали по всему периметру. И дверь, через которую был выход на нее, заложили кирпичом. Наверное, веранда обветшала, и, получив статус «аварийная», почила в бозе. Ах, как жаль! Для дома это невосполнимая потеря. Лишившись веранды он сильно утратил «лица необщее выраженье». Где же было наше окно? А, вон то, крайнее - на втором этаже. Да оно же в нише, упирается прямо в глухую стену. Значит, у нас в комнате никогда не было солнечного света, и царил полумрак. Но я этого не помню. Мне казалось, что комната была очень светлой, ветер колыхал белую накрахмаленную штору, разнося по комнате аромат подаренных мне на день рождения полевых тюльпанов. Какие они были душистые, цветы детства! * * * Побродив по двору, отправляюсь на улицу. Вот он парадный подъезд. Хочется зайти. Но опасаюсь: вдруг за этими массивными дверями ждет новое разочарование? И все-таки попробую. И мы с «веселым другом» велосипедом, оказываемся в подъезде. Какая красивая плитка на полу! Крупная белая с вкраплениями мелкой голубой по углам. Но и на этом нарядном полу, и на полустертых ступенях (еще бы им не стереться – уже четыре года, как возраст дома перевалил за столетний рубеж!) – слой пыли, как в заброшенном сарае. Сумрачно. Правит бал мерзость запустения. Трущобы не хуже (или не лучше?) петербургских, которые описывал Достоевский. Не удивлюсь, если из ближайшего коридора появится призрак Родиона Раскольникова, прячущий топор за пазухой. Толкаю дверь, за которой те самые «48 комнаток». Молча созерцаю. Сундука заветного, конечно, нет. Все чужое, неуютное. Не слышно шума керогазов и примусов. Пусто и тихо. Нет жизни, которая здесь бурлила когда-то. Даже детских голосов не слышно. Ан нет, дети есть: из дверного проема, где когда-то была кухня, вываливается голый карапуз, за ним – его азиатская мама. Почему-то с цинковым ведром. Жизнь все-таки продолжается. Но совсем не такая, какую заслуживает мой обветшавший аристократ. Впрочем, не его одного постигла такая участь. Большинство оренбургских зданий в стиле модерн влачат жалкое существование: одни давно и безуспешно ждут ремонта, другие дождались, но в результате лишились своих «архитектурных излишеств». Так, почти не осталось мелкой остекловки окон, заштукатуривается или закрашивается кирпичная кладка. Не очень-то мы ценим наше достояние. Владельцы этих особняков не сказали бы нам спасибо. Выхожу из подъезда, тихонько прикрывая дверь в прошлое. Дом приветливо смотрит на меня большими окнами, будто благодаря за любовь. Венчающие карниз аттики, какими украшали древнеримские триумфальные арки, придают дому величественный вид. Он похож на старого гладиатора, потрепанного в сражениях, но не сдающегося ни времени, ни варварам».     Рубрикатор: #краеведение_орен1 #новости_орен1 #соцсети_орен1 Источник: https://facebook.com/verk.natalya/posts/pcb.6786660891404223/ Редактор: Оксана Преображенская

...

  • 0

Популярное

Последние новости