Особенности быта: холод, голод, грязь, вши, болезни и смерть
- 4 августа 2020
Автор: Наталья Русинова
Орен1 о первой зиме на военном положении в Чкаловской области.
К нам в руки попал уникальный документ, в котором подробнейшим образом описывалась жизнь эвакуированных людей в нашей области в годы Великой Отечественной войны.
Без постели, без хлеба, без тепла
В первых числах декабря 1941 года в Чкаловской области прошла фронтальная проверка по районам. В архиве сохранилось достаточное количество докладных отчетов, суть которых сводилась к одному – условия жизни были невыносимые. И вот один из таких докладов члена исполкома и уполномоченного милиции Буровой особенно привлек к себе внимание.
С 1 по 4 декабря проверка прошла в Сакмарском районе, где к тому времени проживало более трех тысяч беженцев, перевезенных из прифронтовой полосы, Ленинграда и Москвы.
Пообщавшись с руководством района, проверяющие пошли к семьям. Сначала в райцентре. Далее следует рассказ от первого лица, побледневшими от времени буквами рисуя на бумаге живые картины страшного прошлого.
«Мною, вместе с инструктором Райкома партии тов. Ананьевой, проверено четыре семьи. Семья старшего сержанта тов. Гуманюк, муж которой находится на фронте, живет с тремя детьми на квартире одной вдовы. Живет в передней комнате, имеет постель – как нары, на них она и спит вместе со своими детьми. В квартире тепло. Но эту женщину и другую с ней я встретила на улице с вязанкой дров, которую трудно поднять мужчине. Носят за 4-5 километров. Тов. Гуманюк заплакала и говорит, что у нее женские болезни, и она погибает, а если не носить, то дети замерзнут.
По 1-му горному переулку живет семья красноармейца Васильева, вместе с семьей Платкина, у которой пять человек семьи. Живут в грязной сырой комнате. Крыша сгнила и просела. Есть опасность обвала. Сплошная вонь. В бане не мылись – нет мыла и белья. Трое детей: 8, 11 и 14 лет не ходят в школу – нет обуви и одежды. Старшему 17 лет. Младшему – 2 года, тяжело больной, бледный, худой, в амбулаторию понести не в чем. Четыре дня семья без хлеба. Постели нет – спят на куге, в головах тоже куга (это сушеный камыш)».
Переходя из дома в дом, глаза контролеров видели похожие картины: плохие жилищные условия, отсутствие одежды и обуви у многих. А это не позволяло людям выходить на работу, чтобы хоть как-то улучшить свое материальное положение. Виной ли тому халатность председателей или реальное отсутствие возможности помочь людям? Или и то и другое вместе? Но факт оставался фактом – люди находились на краю пропасти, а поселковые кладбища тем временем прирастали наспех вырытыми детскими могилками.
Никто не знал, сколько точно умерло
Смертность среди беженцев была довольно высокой, особенно часто умирали дети. Малыши сгорали как спички, попадая в условия, несовместимые с жизнью. Никто даже не вел учет их смертям.
«Никто не знает – сколько точно умерло, болели дети и умирали…» Здесь нервы проверяющих похоже сдали. Эмоции, которые испытали они, столкнувшись с реальностью и смертью, сохранила даже бумага. А ведь многих детей можно было спасти. И для этого имелась возможность, которую просто выбросили на помойку. Читая этот доклад, невольно съеживаешься, а в голове отбойным молотком ритмично и назойливо отчеканивается: «Все для фронта! Все для победы!»
«Корь. В одной только Горловке умерло 29 детей. Зато в Райздраве пропало 75 ампул противокоревой сыворотки. Хватило бы этой сыворотки на 75 детей. Сейчас это преступление. Ампулы испорчены, так как они через известное время теряют значение. И это просто преступление против государства, выброшены деньги и погибли ребята, когда их могли бы спасти. И виноватых нет. Райздрав был не укомплектован».
Райздрав сам находился в бедственном положении: грязь, холод, отсутствие спирта, мыла, инструментов, медикаментов, «даже банки нечем ставить».
«Нет даже уборной – таз!»
Положение здравоохранения в районе было катастрофическим. Кругом свирепствовали болезни: брюшной тиф, дифтерит, скарлатина, колит, рожа, чесотка.
В родильном доме комиссия застала эвакуированных женщин из Ленинграда и Днепропетровска, чьи мужья находились на фронте.
«В палате холодно. Питание плохое. Просят хотя бы пол-литра молока, нет ничего в грудях. Одна кормит искусственно, и кормить нечем. Нет ни кусочка мыла – ни помыть ребенка, ни постирать пеленки…»
Не лучшим образом дела обстояли и в инфекционном отделении.
«В палате лежат трое детей с брюшным тифом. Все лежат под одеялами и грязными больничными матрасами, потому что холодно. У детей бред от высокой температуры. Во второй палате лежит девочка Савельева Маргарита – скарлатина. Сидит возле нее бабушка. Укрыта своим одеялом – холодно. В третьей палате, вместе со взрослыми, лежит мальчик 3-х лет с дифтеритом. И вот одна медсестра ходит из палаты в палату и разносит заразу». Однако и претензий к медикам тут предъявить было невозможно, ибо правило по смене халатов, при переходе от палаты к палате, невозможно было соблюдать – халатов просто не хватало.
«Нет даже уборной – таз! В прачечной хуже, чем в свинарнике (у свиней чище)»
По данным, указанным в докладе, лишь 26,6% больных были местными. Остальные 73,4% - беженцы. И в какую бы больницу не заглядывали проверяющие, всюду их встречали одни условия: холод, грязь, клопы.
«У меня некуда и негде»
Оправившись после первого дня проверки, комиссия направилась дальше.
«2 декабря проверила состояние эвакуированного населения, проживающего в с. Ереминка, колхоз «Красное знамя». Председатель колхоза тов. Родионов. В этом селе 30 семейств из Ленинграда и Киева. Часть их устроена на работу в правление колхоза, а также они работают по сельскому хозяйству. И в колхозе выполняют любое задание.
«Тов. Велова, муж в армии, у нее двое детей, она работает. Тов. Копейкина, тов. Погодина и другие – режут и молотят подсолнухи».
Бальзамом на сердце проверяющих пролилось отношение к беженцам в доме двух старичков, чей сын сложил голову на защите Родины. Получив похоронку, Терентий Никулин с супругой не смогли жить одни в осиротевшем доме и приютили у себя две семьи. «В помещении чисто, тепло, светло. К комнате стоят кровати и эвакуированных, и хозяев». Переложив родительскую любовь и заботу на беженцев, семья Никулиных делила с ними и кров, и хлеб. Постояльцы в долгу не оставались – работали по хозяйству, помогали всем, чем могли. В общем, жили большой дружной семьей.
Однако таких примеров, как говорят страницы доклада, было немного. Чаще попадались отчеты иного содержания – безобразное отношение к эвакуированным со стороны местного населения.
«Комбайнер Мельников живет со своей семьей в светлой, теплой, просторной комнате. Стоит кровать. Между кроватью и печкой – постель его детей. Окна застеклены, двойные рамы ив кухню дверь закрыта. А в кухне живет жена секретаря райкома партии Житомирской области с 4-мя малолетними детьми, с только что перенесенной болезнью, корью. В холодной кухне, с одинарными окнами, с разломанной дверью, с большими щелями – пальцы лезут. И боится сказать слово комбайнеру Мельникову, который только и говорит: «Я говорил, у меня негде и некуда, ведь видели». После крепкого разговора ему было предложено мною немедленно вселить тов. Староконь с детьми в его помещение. Нельзя так издеваться над женщиной с детьми, отец которых на фронте».
«Вот вас тут принесло…»
В селе Сакмара Бурова посетила семью Тумаковых с двумя детьми – старшему Алику 10 лет, младшей Нине едва исполнилось 2 года. Мать работала учительницей в сельской школе. Алик еще не оправился после перенесенного паротита. Бабушка их умерла. Мать вынуждена была оставлять детей дома одних. Уходя на работу, она сажала малышку к холодной печке-галанке и привязывала, чтобы девочка не упала. «Девочка больна дизентерией, братишка слаб, – пишет Бурова. – И они одни, а мать в школе. В квартире страшный холод, окна одинарные, печь не топлена. Спят на полу. Хозяйка квартиры же с дочерью спят на печке, а кровать у них свободная, но спать она на ней не разрешает. Морозит сознательно и создает такие условия, чтобы эта семья учительницы от холода не выдержала и ушла».
По всему району комиссия отмечала негативное, порой даже враждебное, отношение к беженцам со стороны местных жителей. Их сельчане винили в своих бедах, в нехватке топлива, продуктов, в сумасшедшем росте цен и катастрофическом обесценивании денег. «Вот вас тут принесло, да зачем к нам приехали?! Цены поднялись, – попрекали беженцев местные, отказываясь им что-либо продавать даже за деньги. – Что нам ими стены что ли оклеивать? Или еще на что худшее употребить?»
И не помогали ни внушения со стороны председателей, ни даже вмешательства прокуроров и сотрудников НКВД. Проверяющие били тревогу.
Читайте также: