Я так и думал, Михал Михалыч!

Сегодня страна прощается со Жванецким. Я отношусь к тем счастливчикам-провинциалам — не одесситам, не питерцам, не москвичам — кому довелось слушать его выступление вживую (Оренбург, конец сентября 1995, ДК «Дружба»). Мало того — взять у него интервью и даже автограф. Необычный, правда? Он передал мне привет от совсем недавно появившегося на свет своего сына, моего тёзки. Вот оно, это интервью. *** Михал Михалыч, вы все такой же. Я почему-то так и думал. Сейчас, думаю: выйдет быстрым шагом со своим кожаным желтым, местами потертым до черного, портфелем — и как вынет из него стопочку рукописей сантиметров восемь толщиной! Да с таким видом, что зритель решит, будто вы ему прямо всю и прочитаете. Точно! И вышел, и вынул, и зритель решил. Политикам бы нашим такую предсказуемость. А то до ваших годов дожили, а... Да никогда не скажешь, что вам — 60. Как вы сказали? «Шестьдесят — это когда мудрость вместо ума и очень здоровый образ жизни, пришедший на смену самой жизни»? Не проверял, но верю вам на слово. Вы начали читать. Свои любимые вещи, наши любимые вещи. Они сплошь и рядом совпадали, и не знаю, для кого как, а для меня это не было неожиданностью, я так и предполагал. Но это заслуга не моей интуиции, а вашей. Между прочим, кто вам сказал, что можно смеяться в восемнадцатый раз над собранием на ликероводочном заводе? Вам правильно сказали, Михал Михалыч! Когда вас слушаешь, в голову вещи приходят самые неожиданные. Например: есть ли у Бога чувство юмора? Обязательно спрошу у Жванецкого, решил я, если только прорвусь к нему после выступления. «Думаю, нет, — серьезно ответили вы (а отсюда следует, что я-таки прорвался), — нет, потому что Бог не имеет пола. Но зато он снабжает этим чувством своих любимцев. И тех, кто говорит, и тех, кто слушает. А там, выше — там не до юмора». Великое это дело — умение формулировать! Ведь, казалось бы, куда проще. Ну, например: «Мы раньше жили лучше, хотя сама жизнь стала лучше сейчас». И сразу наступает облегчение: да вот же оно! Верно! Я так и думал! Слова расставить только не мог, а думал — ну вот в точности. Потому что свобода нынче на дворе и всякое такое. Правда, свобода эта какая-то... Ну, как бы это... Только похожа наша свобода на... как его... И тут вы приходите на помощь: «Наша свобода напоминает светофор, у которого горят три огня сразу». «Вот-вот! — радуешься. — Именно его напоминает, и ничего больше. Я про то и говорю! Ну, тогда, Михал Михалыч, понятно, почему в нашей жизни все время то хуже, то лучше, — но при этом как бы... Словом, вы меня понимаете?» «Понимаю. То хуже, то лучше — но в рамках очень плохого». «Конечно! — кричишь. — Я же и говорю! Но все-таки, согласитесь, мы идем своим путем. Только вот как-то...» «Идем своим путем, теряя очертания, но не двигаясь с места, вы хотите сказать?» «Да, — вздыхаешь облегченно. — Именно это и хочу». Но, слушая вас, порой задаешься совсем уж невообразимыми вопросами. Типа: а... а вот... а каких животных вы любите?! Из заочного, но длительного знакомства с вами понятно, что вы любите женщин. А животных? Я почему-то решаю — кошек. Прорвусь если — непременно спрошу! Надеюсь, не обидится. Прорвался. Спросил. — Котов, — сказали вы. Я было взглянул укоризненно, но вы быстро поправились: — Точнее, кошек. И, конечно, женщин. Надеюсь, ни те, ни другие не обидятся. Я лично не сомневаюсь, Михал Михалыч, что женщины вас понимают даже лучше, чем мужчины. Кто еще может сказать, что умных женщин не бывает, а бывают прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры? Да чтобы после этого женщины старались бы попасть на ваши выступления с еще большей настойчивостью!? Тем не менее, это так. А другой ко всем бросается — «ах, какая ты умная, какая ты умная!», — а от него женщины шарахаются, хотя в глубине души и согласны. Может, они чувствуют — «действительно, он нас любит?». Они всегда это чувствуют. Тем более, вы и вправду любите всех и еще — одну. Поэтому у вас месяц назад родился сын. Давая мне автограф на память, вы признались, что назвали его Димой. Примите мои всемерные одобрения, Михал Михалыч, — причем по каждому из этих двух пунктов отдельно. Конечно, нам хотелось бы узнать о вас больше. Это естественная реакция на то, что вы постоянно стремитесь больше узнать о нас. И используете для этого любую возможность — вплоть до того, что не разрешаете гасить в зале свет во время своих выступлений, чтобы видеть наши лица. Другие с легкостью обходятся без этого. Вы не задаете нам вопросы — вы хватаете на лету. Хотя многие ваши афоризмы — просты цитаты, только подслушанные в каком-то другом месте. Ну и что? В противном случае мы не услышали бы их вообще, что было бы крайне печально. Нам — приходится спрашивать. «Есть ли, на ваш взгляд, у нас писатель, который работает в вашем жанре лучше вас?» — как спросил я, когда прорвался к вам — на десять минут, увы, всего на десять. — Есть, — сразу ответили вы (и, поверьте, мы оценим не только это «есть», но и то, что — сразу). — Искандер. Правда, он не совсем в моем жанре, но он — лучше«. Ну, Михал Михалыч, если мне посчастливится когда-нибудь спросить об этом же Фазиля Искандера, и он скажет «Жванецкий», — вы подумали, в какое положение мы тогда втроем попадем?.. А я так и думал, Михал Михалыч, что вы — не завистник. Потому что производите впечатление счастливого человека, а завистник, сказал кто-то из великих, никогда не бывает счастлив. Впрочем, оставим вопрос о счастье напоследок, а пока — неужели же и правда: все, что надо, у Жванецкого есть? Ну-ка, спросим: — Михал Михалыч, а чего вам в этой жизни больше всего недостает? Ну, вот так, чтобы еще оно — и все!? И опять вы серьезны: — Недостает того же, чего и всем нам: лично хорошей жизни всех окружающих. Ага. И вот теперь: — Скажите, пожалуйста, а когда вы в последний раз были счастливы? — Пожалуйста: десять минут тому назад. Странно, но по времени это как раз совпадало с бурной овацией, которую зал устроил гостю Оренбурга Михаилу Михайловичу Жванецкому. «Комсомольское племя», 30 сентября 1995 года Рубрикатор: #невсеравно_орен1 #колонки_орен1 #свойконтент_орен1 Автор: Дмитрий Урбанович Редактор: Нурия Инюцина