Соседи годами парились в нашей бане: а когда построили свою, к себе не пустили - о причинах мы узнали позднее

В деревне выходные пахнут дымом, рыбой и смородиновым листом. С самого утра Валерий Алладинович — для своих просто дед Валера — брал плетёный садок, удочки и топал к калитке, где его уже поджидал верный товарищ, Егор Егорович.

— Ну что, дружище, — подмигивал дед Валера, — клевать нынче будет? Я во сне карася видел — жирного, как твоя бабка.

— Тьфу на тебя, сглазишь!, — смеялся Егор Егорович, сморкаясь в малиновый куст. — Пошли, пока ветер не переменился.

Тропа до реки была натоптана годами: через луг, мимо коровника и берёзовой посадки. А в это время жена деда Валеры, Марьям Афанасьевна, уже растапливала старенькую баньку.

Как рассказывает автор Дзен-канала «ПОДСЛУШАНО СЕКРЕТЫ РЫБОЛОВА», баня у них была простая, но живая: тёмные от времени стены, запах смолы, пучки веников под потолком. Вечером старики возвращались с рыбалки и шли париться. Слышно было, как хлещут веники, как мужики хвалят улов и спорят, чья удочка удачливее. После — чай с яблоками, лаймом и смородиновым листом на лавке под окном.

Позже подтягивалась Ефросинья Егоровна, жена Егора, с узлом белья:

— Ну, герои, пропарились? А мы тогда следом с Марьямушкой.

Так шли годы. Дымок из трубы деда Валеры был знаком стабильности для всего переулка.

Новая баня и новые правила

Всё изменилось, когда к Егоровым приехал сын, городской и важный.

— Пап, ну что за музей динозавров? — поморщился он. — Я вам современную баню поставлю. Готовую привезут, строить не надо. Чтобы мылись, а не по соседям ходили.

Через месяц на участке вырос домик по последнему слову техники: вагонка, кафель, лакированные полки, электрокаменка. Дед Валера заглянул, похвалил:

— Красота! Эх, Марьям, нам бы тоже свою подлатать. Пол провалился, печь дымит…

На следующей неделе старая печь у Валеры окончательно треснула. Дед пошёл к соседу с просьбой:

— Егорыч, пустите в субботу помыться? А то у нас авария.

Егор Егорович мял кепку и прятал глаза:

— Нельзя, Валер. Сын запретил. Баня — это место личной гигиены. Санитарные нормы.

Тут в дверях появилась невестка и отчеканила:

— Мы никого не пускаем. Сейчас все делят личное пространство. Привыкайте, олды.

С того дня дружба кончилась. Егор перестал заходить на чай, Ефросинья при встрече сворачивала в сторону. Марьям Афанасьевна плакала в фартук: «Как будто мы им чужие, грязные…». Дед Валера молчал и чинил свою баню как мог — из старых кирпичей и железок.

Урок смирения

Спустя три месяца, в ненастную субботу, в деревне вырубили свет. У Егоровых модная электрокаменка замолчала, насос встал. А у деда Валеры в темноте уютно трещали дрова в печи. В девять вечера в дверь робко постучали. На пороге стояла мокрая Ефросинья, а за ней ссутулившийся Егор с полотенцем.

— Валера, Алладинович… Пусти домыться. Намылились, а воды нет. Сын уехал…

Дед Валера посмотрел на друга детства и просто сказал:

— Заходите. Веники распарены.

Мылись молча. Ефросинья тихо плакала, Егор сидел, опустив голову. Потом пили чай.

— Ты не обижайся, — выдавил наконец Егор. — Это сын. Говорит: пустишь — будут ходить как к себе домой.
— И сноха, — всхлипнула Ефросинья. — «Чистота — это личное». А мне стыдно, сердце проволокой стянуто.

Дед Валера ничего не ответил, только подал Ефросинье новый крапивный веник:

— Возьми, ноги погреть полезно.

Ржавчина на душе

Через год новомодная баня сгорела — замкнуло проводку. Восстанавливать её не стали. Егор Егорович снова стал ходить мимо дымящей трубы соседа, но зайти не смел. Однажды вечером пришла Ефросинья с гостинцами: травы, лайм, сушёные яблоки.

— Простите нас, дураков старых, что молодых дураков послушали. Без вас как без воздуха. Сын стыдится деревни, а мы… Это же подлость — когда к вам ходили, всё общее было, а как своё появилось — сразу «гигиена».

Марьям обняла её:

— Не ты этот стыд придумала. Нам-то что? Баня протоплена, чайник кипит. А вот им бы душу отмыть, да вода это не берёт.

В следующую субботу у калитки появился Егор.

— Валер… Я, наверное, подлец. Прости. Давай просто чаю? Без бани.

Они сидели на лавке, пили чай со смородиной. Былой лёгкости уже не было, но лёд тронулся. А Марьям Афанасьевна молча положила в предбаннике два лишних полотенца.

— Пусть ходят. Кто с добром, тому дверь открыта. Баня — это личное, а они нам за столько лет роднёй стали.

Субботы в деревне снова пахнут дымом и рыбой. Но дед Валера теперь знает точно: отмыть можно любое тело, а вот совесть не отскребёшь. И никакая современная душевая кабина не заменит простого человеческого тепла, которое смывает глупость.