Анна Межова: «Дети в семье Стремского нужны были только для того, чтобы собирать пожертвования»

Президент благотворительного фонда «Сохраняя жизнь» Анна Межова о деле священника Николая Стремского. «За делом Стремского следят многие. Сегодня суд огласил приговор – 21 год в колонии. А вчера после выхода статьи в «Новой газете» было много вопросов. Сразу оговорюсь, что наш фонд «Сохраняя жизнь» работает с жертвами с**суализированного насилия и предлагал психологическую помощь детям, но наши психологи не работали с детьми, да если бы и работали, информацию я не могла разглашать. Но я хочу объяснить, что так, а что не так с этим делом, какие системные проблемы в расследовании дел о сексуальном насилии над детьми я вижу на основе этого кейса. 1. Показания детей. Самый главный аргумент и самая большая недоработка СК состоит в том, что при опросах детей не были использованы технологии «зеленой комнаты» и не велись видеозаписи. Сам процесс опроса потерпевшего ребенка при следственных действиях очень травматичный. Поэтому, чтобы минимизировать травму, используется специальная комната, где с ребенком работают опытные психологи, а еще ВАЖНО! ведется видео-запись процесса. Впоследствии это избавляет жертву от повторного рассказа и травматизации. А видеозапись можно оценить и приглашенным экспертам, и следователям пересмотреть, и прокуратуре, и суду. Эти видео очень показательны и помогают облегчить следствие. НО! Это мало где используется. Например, в Оренбургской области таких зеленых комнат НЕТ! И мы уже несколько лет предлагаем внедрить данную технологию, но, увы, до сих пор это только в разговорах, да, хорошо, но денег нет. Надо сказать, что не только в нашей области дела обстоят так плачевно. В других регионах такие же ситуации. И наличие, и качественное использование зеленых комнат скорее исключение из правила. Я, кстати, предложила провести мониторинг Зеленых комнат по стране, чтобы собрать общую картину и обозначить вектор необходимых изменений в этом направлении. Надеюсь, что мне удастся реализовать задуманное. Я считаю, что это особенно важно именно сейчас, когда увеличивают сроки за преступления в отношении половой неприкосновенности детей. Обществу необходимо, чтобы следствие по этим делам велось максимально профессионально. В этом случае никаких вопросов, подобных тем, которые всплывают сейчас у людей, не возникало бы. Есть видео, и на нем ребенок все сказал. 2. Отказ жертв от предыдущих показаний. Это тоже легко объяснимая история. Мы сопровождаем жертв и готовим их к опросам. Психологически это очень тяжело. И если в первый раз ребенок все рассказал, как есть, то повторные допросы могут готовить много сюрпризов. Психика любого человека защищается. Очень часто мы видим, что ребенок начинает считать «меня никто не насиловал, это было по любви», так часто, кстати, считает и общество. Мы не раз сталкивались с тем, что люди представляют себе насилие как удержание силой, синяки, подтеки, кровь… Но сексуализированное насилие над детьми чаще всего выглядит тихо и незаметно, как манипуляция, где взрослый разными способами — уговорами, шантажом, конфетой — получил желаемое от ребенка. И вот тогда дети начинают думать, что это же они сами не убежали, не вырывались, не протестовали, значит и не было насилия, все было по любви и начинают отказываться от показаний… Помню случай, когда девочка 13 лет в таких отношениях с 42-летним педофилом мечтала выйти за него замуж, родить ему ребенка… Для нас всех было очевидно преступление, но очень тяжело было работать с ней, потому что ее психика постоянно защищалась вот этой красивой романтичной картинкой, как они счастливо живут через 5 лет. 3. Вот что однозначно могу сказать про детей Стремского. То, что не было там никакой семьи и привязанности. Дети после того как оказались в детских домах, стали никому не нужны. С одной стороны видно было, что дети привыкли жить, не в чем не нуждаясь, и запросы у них отличались от запросов остальных детей из детского дома. Но с другой стороны, дети есть дети, они скучали, плакали, ждали… Но не были никому нужны. Дети в этой семье нужны были только для того, чтобы собирать пожертвования. Увы. 4. А что дальше? А дальше должна следовать реабилитация жертв. Но в России с этим все очень печально. Я прикладываю все усилия, чтобы наш фонд наконец-то построил реабилитационный центр, где переживший ад ребенок мог бы получать качественную помощь, находясь вместе с мамой, но пока денег на такую стройку сильно не хватает. Увы, спонсоры охотнее дают деньги на поющих детей-сирот…»   Рубрикатор: #невсеравно_орен1 #новости_орен1 #соцсети_орен1 Источник: https://facebook.com/story.php?story_fbid=3057669221168601&id=100007766581042 Редактор: Оксана Преображенская