Как Эссен порядок в Оренбурге наводил. "Легенды старого Оренбурга" от Глеба Десяткова

Продолжаем серию публикаций, посвященных книге Глеба Десяткова "Легенды старого Оренбурга". Каждый день мы будем публиковать одну главу об истории нашего города.

Уверены, что книга будет интересна всем: и тем, кто уже читал ее, и тем, кто ранее о ней не слышал, и даже не интересующиеся историей обратят на нее свое внимание.

Предыдущую главу читайте здесь.

Глава 16. Губернатор Петр Кириллович Эссен

На место престарелого князя Волконского в 1817 году Высочайше на должность военного губернатора был назначен генерал–лейтенант, ставший позднее полным генералом Петр Кириллович Эссен. И если про кого–то говорят, что этот человек родился под счастливой звездой и в рубашке — слова эти в полной мере можно отнести к Эссену. Из всех оренбургских губернаторов он был одним из самых молодых. Если сказать, что взлет его карьеры был стремительным — значит не сказать почти ничего!

Службу свою он начал в Лейб–гвардии Павловском полку в Гатчине под Петербургом. Полк славился не только строевой выправкой, блистательной парадной формой, но и тем, что все его офицеры были лично известны императору Павлу I, который одаривал их своим вниманием и покровительством.

Как–то, тогда еще молодому офицеру, Эссену довелось в гордом одиночестве шествовать до Гатчины «пешим порядком». Он начал было изрядно уставать, как позади его раздался приближающийся топот копыт и грохот колес кареты. Офицер сошел на обочину дороги, обернулся и увидел приближающуюся карету самого Государя Императора Павла I. Эссен замер по стойке «смирно» и было приготовился «пожирать глазами» Его Императорское Величество, как карета внезапно остановилась. Распахнулась дверца и... Павел I изволил пригласить молодого офицера занять место в карете для «разделения времени в приятной приватбеседе».

Как гласит предание, император был приятно удивлен образованностью офицера — на все заданные вопросы он получал умные, исчерпывающие ответы. За это Эссен прямо в карете был произведен в чин капитана, а через час, когда была сделана остановка у Гатчинского дворца, из кареты вышел полковник Петр Кириллович Эссен!

Император хорошо запомнил своего умного и приятного попутчика, поэтому, некоторое время спустя, Эссен ходил уже в генералах. Ему был предложен пост военного губернатора в отдаленной крепости Оренбург. Молодой генерал–майор отбыл туда. Но первым, кого он встретил на земле Оренбургской, был фельдъегерь императора, вручивший приказ о присвоении ему звания генерал–лейтенанта. Так в Оренбурге появился молодой генерал–лейтенант граф Петр Кириллович Эссен.

Первое, с чем столкнулся новый губернатор в своей канцелярии — с кадрами, «зело успешно хмельное зелье потреблявшими», но отличавшимися «грамотностью отменно низкой, а тако же и к делам прилежанием».

Как правило, работники канцелярии устраивали коллективные попойки с последующим «пугающим люд цивильный» весельем. Эссен решил покончить с пьянством, а случай предоставился незамедлительно: после очередного возлияния спиртного несколько чиновников гурьбой пошли на вечерки для «забавы с девками, там собравшимися». Благо дом тот стоял рядом с крепостным валом, на котором стояла пушка. Хозяин дома, заметив направившихся к нему пьяных чиновников, запер ворота. Гуляки столкнули с крепостного вала пушку и, используя ее как таран, пробили ворота. К ужасу в доме собравшихся, пьяные ворвались в дом... О случае сем было доложено Эссену. Он потребовал буйствовавших чиновников к себе. Понуря головы и предчувствуя неизбежность наказания, виновные поплелись к губернатору. Тот встретил; их с толстой, суковатой палкой в руках.

— Эх! — промолвил один из них, глядя на палку, — сто; палок–то я выдюжу, а будя боле назначено? Как тогда?..

Вечером на плац–парадной площади виновные получили сполна!

Буйствовали и некоторые офицеры канцелярии. В те годы по городу ходил слух, что некий чиновник, ведавший делами комиссии пограничных дел при канцелярии губернатора, не нашел вовремя какую–то бумажку, нужную офицеру Герману. Вспыливший офицер вскочил, схватил саблю и выдернул ее из ножен. Но чиновник оказался проворнее — успел выскочить во двор. Следом, с обнаженной саблей, бросился и Герман, но сразу к воротам, дабы отрезать путь к отступлению бегством спасавшемуся нерадивому, но зело проворному чиновнику. Изрядно погоняв его по двору, Герман упал и зашиб колено. Беглец воспользовался этим, влетел в канцелярию, мигом нашел требовавшуюся бумагу и, держа ее впереди себя на вытянутых руках, словно икону святую, вышел на крыльцо, предъявил ее хромавшему господину офицеру. Герман, морщась от боли в колене, рявкнул:

— Счастлив ты, каналья, что не попался! Изрубил бы саблею!

Вошел в канцелярию, ознакомился с бумагой, остыл и заявил, что прощает подлеца, но лишь потому, что выезжает на несколько дней.

На почтовой станции, где он остановился на ночь, в одной комнате оказалось три человека: Герман, молодой священник и приятного вида помещица. Затушили лампу и стали укладываться спать. Когда от священника пошли звуки, подтверждающие его глубокий сон, Герман встал и направился к помещице. Но едва присел к ней на кровать, тут же получил увесистую пощечину. На цыпочках подошел к священнику, нанес ему два удара и нырнул в свою постель. Проснувшийся от ударов завопил: «Кто тут дерется?» — «Мало получил! Еще причитается!» — ответила дама. Герман же сонным голосом: «Что тут происходит? Пошто спать не даете?»

Но утром все встало на свои места. Дама и священник поняли, кто был действительным возмутителем ночного покоя... О случившемся доложили губернатору. Герман был выслан в отдаленную крепость.

Эссен решительными мерами наводил в городе дисциплину и порядок. Офицеры, ходившие по городу не по форме одетыми, строго наказывались. В легенду вошел случай, когда один из местных офицеров нес на себе купленную тущ барана. Глядь — навстречу губернатор идет! Нужно Эссен отдавать честь, а руки заняты. Но не растерялся офице] встал «во фронт», правую руку к козырьку бросил, тушку! левой ноге поставил, а рукой его ногу поднял к тому месту где у барана голова должна быть — вроде ка:с тоже честь от дает. Эссен поравнялся, покачал головой, усмехнулся, гляде на стоящего барана, и проследовал дальше.

В летопись легенд Оренбурга вошел афоризм Козьмы Пруткова «Се–лев! А не собака». О его рождении было рассказано в одноименном очерке. Но вот о другом, не менее забавном случае, даже вошедшем в Устав Русской армии и дошедшем до наших дней, связанном с именем Эссена, знают не все. О том случае мне поведал замечательный рассказчик и тонкий юморист Георгий Семенов. Рассказанное им я решил проверить...

Как–то, беседуя с подполковником В.Н., задал вопрос:

— Почему в общественных местах младшие по званию не приветствуют старших?

— Так записано в Уставе! — ответил он.

— А почему так записано в Уставе? — упорствовал я.

— Трудно ответить... но помню, как много лет тому назад, нам, салажатам–новобранцам, помкомвзвода вдалбливал: «Все, что записано в Уставе — записано кровью!» А там, кто знает...

Но продолжим наш рассказ.

Как–то довелось Эссену порядок в солдатских казармах проверять. Заодно, извиняюсь, к солдатским туалетам завернул. Оттуда ему навстречу солдат вышел. Увидал перед собой генерала, внезапно появившегося, растерялся, да так, что даже руку к бескозырке бросить забыл. Вспылил генерал, усмотрев в том нарушение воинского Устава, стал отчитывать нерадивого. Солдат же стоит по стойке «смирно» да про себя думает: «Ну вот, кажись и розог схлопотал!» Да неохота их получать было. Вот и решил ответить генералу (авось, и пронесет!): «Как можно, ваше превосходительство, честь вам такой рукой отдавать? Бумага–то нам здесь не положена!» От души рассмеялся Эссен солдатской находчивости. Но вот с тех пор, вначале в Оренбурге, затем и по всей русской армии традиция появилась: сначала у солдатских туалетов, потом и во всех общественных местах даже генералам честь не отдавать.

До приезда Эссена Оренбург существовал уже 70 лет. И если для военных в нем было предусмотрено если не все, то многое, для гражданских же лиц, для чиновничьего люда не было ничего. В летнее время для народных гуляний использовалась Зауральная роща, узеньким деревянным мостиком связанная с городом. Петр Кириллович первым из оренбургских губернаторов принял меры для ее благоустройства. Этим занимались специально выделенные команды солдат. Были проложены аллеи, посыпавшиеся песком, на реке проводились катания на лодках. На Большой поляне играла военная музыка, для увеселения публики от казаков и солдат выделялись плясуны и песенники. Существует предание, что при Эссене была проложена вдоль Старицы аллея, засаженная тополями. Даже свою загородную дачу, которая в те годы находилась в районе архиерейского дома, с городом он соединил тополевой аллеей. Он первым сделал попытку в городе провести водопровод. Но про то — отдельный рассказ...

К отъезду Эссена в роще была поставлена беседка–ротонда. По преданию, именно из нее, после прощальной «хлеб–соли», он уехал к новому месту службы. Беседка же та Дожила до наших дней. Правда, стоит она теперь не в роще, а в скверике, что напротив драмтеатра. Петр Кириллович Эссен вошел в летопись нашего города как энтузиаст озеленения и восстановления воинской дисциплины в офицерском корпусе местного гарнизона. Но было у него еще одно увлечение, о котором многие наши историки–краеведы почему–то Умалчивают. А здесь Эссен открывается совсем с другой стороны, в другом качестве. Но позволю себе сделать небом шое отступление.

Шел 1961 год. Мы, группа оренбургских туристов на борщ теплохода «Марина Раскова», за двадцать дней посетили ва поволжские города по маршруту Куйбышев–Астрахань–Мошва–Куйбышев. Как только подходим к очередной остановка бывалые «туристы» со знанием дела объясняют окружающая их попутчикам где, что и за сколько здесь можно купить ходовой товар в магазинах или на рынках города «Н». Щ скрою, вместе с женой тоже бродили по рынкам поволжски городов, сравнивая цены с нашим, оренбургским рынков Удивлялись обилию и дешевизне нашего! Феномен этот обь| яснялся тем, что в те годы на своих подворьях многие жителе города, о сельчанах и говорить не буду, держали всякую жив* ность. Даже в нашем дворе, а жил я тогда на Советской улице, чуть ниже здания теперешнего горисполкома, многие жители держали птицу, кроликов, свиней. На весь двор были даже одна корова! А что говорить о жителях таких районов города, как Форштадт, Аренда, Красный Городок? Практически все жили в своих домах. Им ли не держать живность на подворье? И держали. Держали, пока к власти И стране не пришел Н.Хрущев. С его «подачи» было предложено очистить все подворья от мелкого и крупного рогатого скота. Помню, как со слезами и стонами расставался хозяин с вековой кормилицей семьи — коровой! Те, кто держал садово–огородные участки, превратились в «тунеядцев», своим потом и трудом обеспечивающих продуктами питания семью. Думаю, что не сделаю большой ошибки, если скажу — рынки в городе развивались с момента его закладки. Вот как об одном из них говорилось в рапорте: «... Балаганы, находящиеся на торговой площади, при въезде в ГостиньА двор, большею частью сделаны из лубков, поддерживаемые тонкими столбиками и перекладинами из жердей, и хотя, между ними находятся некоторые лавочки, сделанные из досок, но оне как наружным видом, так и беспорядочным расположением всех вообще балаганов, делают безобразие... Построены балаганы без всякого позволения... Кроме сих балаганов построены по сторонам торговой площади еще деревянные лавки, большею частью ветхи и безобразны». Так, в 1819 году, описал главную рыночную площадь Оренбурга в рапорте на имя губернатора П.К.Эссена инженер–капитан Гене. В личной беседе военный губернатор выяснил, что, по мнению Генса, необходимо произвести снос самовольно построенных балаганов, запретить впредь их самовольную постройку как мешающую въезду в Гостиный двор. Эссен приказал: «...Балаганы сии снести, но чтоб торговцев в них торгующих не лишать способов производить сей торг, который составляет у большей их части весь промысел, то поставить сии балаганы на время в другом месте, отделяя оные от Гостиного двора». По поручению Эссена Городской Думе было сделано представление: «...частные торговцы застанавливая возами немалую часть площади и причиняя от накопления навоза нечистоту и вредные здоровью испарения...» Как видим, борьба за чистоту и здоровый воздух в городе началась еще при Эссене!

В 1827 году Дума решилась на благоустройство рынка за счет сноса самовольно построенных лавок на городской земле. То решение Эссен одобрил, но попросил собрать самые подробные сведения о лавках... «в коих продается черный и белый хлеб, ибо с оных брать в пользу городского доходу что–либо я считаю неудобным, дабы через сие не возвысить цену на хлеб к неудовольствию народному».

Эссену доложили, что на главной рыночной площади торгуют: купцов — 12, мещан — 18, крестьян — 5, отставных солдат — 4, казаков — 3, армян — 1. Губернатору удалось установить пикантную подробность — при составлении списков лиц, не плативших акцизный сбор, оказались «случайно пропущенными» Городской Голова Кривцов и его ближайшие родственники, «а також и другие именитые граждане города!»

Вот с каких пор у некоторых власть предержащих в нашем городе пошла традиция пользоваться благами, недоступным рядовым гражданам!

Ну, а что Дума? Как она отреагировала на установленный факт?

Должен сказать — оперативно и очень строго! Она тут же послала запрос в полицию, прося срочно сообщить, какие родственники Городского Головы не попали в тот «черный список»? Как всегда, оренбургская полиция сработала четко, быстро, оперативно! Она ответила, что «...Думе намного лучше знать всех родственников Городской Головы». Но в тоже время генерал–губернатор получил рапорт, что 32 лавки, принадлежащие Городской Голове либо гласным Думы, в тот список не попали!.. Тот рапорт получил широкую огласку. Пришлось в 1827 году даже возбуждать дело на, как говорят в наши дни, использование служебного положения. Дело было успешно завершено... аж в 1835 году!

С тех пор прошло много лет. В наши дни рынок разделился на «Зеленый базар», как зовут его горожане по старинке, и барахолку — «толчок». И если Зеленый базар вот уже много лет занимает неизменное положение, то «толкучему» рынку явно не везет! Где он только не побывал! В годы Великой Отечественной он располагался на бывшем кладбище, поднимавшемся от Зеленого базара к водонапорной башне. Прямо на могильных холмиках раскладывался немудреный товар местных «купцов». Ныне это место не узнать — толчок перенесен в другое место, а от кладбища и следов не осталось. На его месте выросли жилые дома и 4–ая городская больница. С тех пор «толчок»–барахолку много раз перебрасывали с места на место. Место менялось. Но неизменным оставалось одно — он оставался основным местом сбыта товаров «купцами–перекупщиками», ранее именовавшимися коротким словом — спекулянт!

Если на толчок попадал несведующий человек, он вначале не мог понять, как и что здесь продают. Но немного «потолкавшись» по рядам выставленных товаров, начинал замечать некоторую «специализацию» рядов. Вот лежит инструмент. По нашим дням — дефицит! Лежит еще в заводской смазке. Заметно, что еще несколько дней тому назад он находился на складе какого–то местного завода. Следующий ряд — запасные части к машинам и мотоциклам. Здесь царит основное правило — «схватить вовремя» в магазине и вовремя «толкнуть»!

Вспоминаю случай, происшедший со мной:

— Дядя! Что ищем? — обратился ко мне подросток лет четырнадцати.

— Да вот, комплект тормозных манжет надо...

— К какой модели? — получив ответ, он крикнул какому–то занюханному мужику: — Дядя Миша! Манжеты тут требуют!

— На, смотри. Новенькие! Парок от них еще идет! Насчет «парка» не знаю, не заметил. Но вот «душок» от дяди Миши шел! Да какой!

— Сколько?

— Пятьдесят! — равнодушно бросает дядя Миша и отворачивается в сторону. Отсчитав названную сумму, получаю манжеты. Через полчаса захожу в автомагазин и вижу на витрине «мои» манжеты, стоимостью 28 копеек штука (восемь штук которых я только что купил за пятьдесят Рублей!)... Во времена же Эссена местные купцы продавали в основном произведение рук своих. Были, конечно, и купцы–перекупщики. Оптовики...

Продолжение читайте завтра на Орен1.