Узелки и крестики на память

 В Орске отчетливей чувствуется современная эпоха кризисов. Экономических, политических, социальных, личностных, и самого масштабного из них, базового — кризиса понимания происходящего.

Здесь трудно, как и вообще на 90 процентах территории страны, нормально жить: зарабатывать, отдыхать, чувствовать себя в безопасности, осознавать окружающую действительность. Социальные лифты размалеваны похабщиной и загажены. Социальная мобильность вне зоны доступа абонента. Никакой ротации кадров — в кадрах одним и те же рожи. Сын слесаря дяди Пети, уволенный по соглашению сторон, вынужден ехать в тундру, чтобы заработать язву желудка и денег на «немного раскидаться с долгами». А сын ответственного работника Иван Арнольдовича вынужден, ну что здесь может быть самым унизительным для него: торговать казахстанской водкой из оптового склада в собственном коттедже с видами на дом местного участкового.

Легко спиться, свихнуться. Это не я говорю, это сегодняшняя статистика по городу.

Масштаб кризиса, который здесь переживается, не осознан. Его прячет в подсознании слабая человеческая психика, маскирует идеология. Трубы заводов вроде не коптят, а чувствуется удушливый смрад. Это фантом вони, уверяют посвященные.

За фасадом отреставрированного театра абсурда, с непременный банкетом по этому поводу для своего круга, тот же пустырь с грудами мусора, в которых каждое утро ковыряются бомжи. Вчера было двое, сегодня уже четверо. Темпы роста… Эти параллельные миры с каждодневной реальностью и упрямыми экономическими показателями не пересекутся ни в одной математике. Они ежесекундно еще и равноудаляются.

Вечером, когда в телевизоре обостряется борьба с коррупцией, оппозиционерами, внешними врагами и черт знает с чем, человек мучительно пытается расшифровать код, заключенный в этих мельтешениях. Есть ли он, а если есть, то почему всегда ускользает смысл?

Информационный прорыв, современниками которого мы стали, как прорыв канализации, обрушивает в день такой поток текстовой и визуальной трескотни, что без всяких усилий можно, как слабоумный, каждый день начинать жить заново. Еще позавчера нас волновал произвол работодателей, сегодня новый фонтан на центральной площади, а завтра снова можно кричать на тему приюта для зверушек.

У многих просто нет мыслей и идей, остались разве что комментарии на городских интернет-порталах.

Прошлое — груда металлолома от промышленных гигантов. Настоящее немеет, как десна под ледокаином. В будущем маячит неизбежность, калейдоскопически дробясь на двери кабинетов с табличками: «окулист», «невропатолог»…Первый сам ходит в толстых линзах очков, второй постоянно трясет ногой под столом. Самые пассионарные бегут сломя голову, остальные стареют, лишаясь памяти. Никакой узелок с крестиком не спасет.

Потеря памяти у персонажей встречается в десятках мыльных опер и сотнях дешевых романов, она — исключительный способ перезагрузить сюжет, начать закручивать интригу заново.

В политической системе перезагрузки следуют одна за другой. Выборы, назначения, мнимые разоблачения, от которых даже не икается. Попытка продать муляж вырождающимся потомкам под соусом «заслуженные предки рекомендуют». Ремейк, сказка в пересказе, уверенно претендующая на премию, потому что и соперники, и члены жюри точно такие же — свои люди. Ремейк… наверное, поэтому в городе открывается столько кинотеатров.

Кинолегенды наших геростратов в отличие от дорогих вояжей и элитарных тусовок доступны простому смертному в его самом плачевном положении. Не увидишь сам, так перескажут.

Песок заносил города древних гигантских цивилизаций, и мы не помним их названий, тем более — имен и фамилий. Карлики тщательно фиксируют каждую мелочь «нашей с тобой биографии», и карликам верят.

Главное — не рыпаться и не отрекаться. Уж стойкому товарищу можно простить многое из того, что нельзя прощать «критиканам», скептикам и «провокаторам по жизни». О, сколько их сегодня среди общественников, бизнесменов, журналистов, блогеров.

Впрочем, забудется все. Выживают лишь вечные ценности, о которых причитает увядающая, слегка тронувшаяся от картинок великолепия, старушка: «Зима скоро, дров нету, сын пьет, работа где, воруют».

Приглушил сознание, как лампу ночника, отрубил память. Сидишь в сумрачной тишине. Зачем докучать собеседникам, рассказывая то же самое. А потом удивляется отсутствию аудитории, обвиняя в недостатке любознательности тех, кого распугал своим надоедливым однообразием.