Сосны возле Покровки
Интересные наименования получают нередко поселения, когда русские слова смешиваются с названиями – старожилами земель, освоенных в прошлом народами других языковых групп. Эту местность пришедшие сюда на рубеже восьмого-девятого веков из прикаспийских степей кочевники-скотоводы башкорты, отколовшиеся от печенегов, назвали Карагай – в переводе «сосна». Причиной тому был дивный сосново-берёзовый бор, чудом оставшийся с древнейших времён в окружении раскинувшихся от горизонта до горизонта выжженных солнцем степей. А когда в 19-м веке переселенцы из дальних русских и украинских покровок, михайловок, сергеевок закладывали здесь свои поселения, одно из них, приютившееся рядом с сосновым бором, получило имя Карагай-Покровка. Сосновая Покровка – красиво, правда, для степных краёв?
Но не о селе сейчас разговор, а об уникальном боре – самом южном хвойном лесе на Урале.
Сосны и берёзы растут здесь на склонах Карагай-Губерлинского ущелья, рассекающего Саринское плато, а по дну ущелья течёт река Губерля. В нескольких километрах от бора находятся её истоки. Один из истоков, ручей Талася, начинался когда-то с двенадцати родников-колодцев. До середины 20-го века возле Таласи находился небольшой хутор, жители которого поддерживали их в ухоженном виде. В наше время хутора нет, родники заилены, никто за ними не следит, а их местонахождение можно определить лишь по зарослям тростника и мочажинам.
Да что там говорить, в первой половине прошлого века здесь многое было не так. И сам лес был больше и гуще, и живности всевозможной в бору и в его окрестностях водилось в изобилии. Об этом нам, потомкам, поведал в книге «Годы, тропы и ружье» известный русский писатель Валериан Правдухин. Когда будущему писателю исполнилось 13 лет, его семья переехала в находившийся совсем рядом с Карагай-Покровкой хутор Шубинский, где они прожили больше двадцати лет. Здесь прошла юность Валериана. Сюда Правдухин много раз приезжал охотиться и впоследствии. Вот как поэтично Валериан Правдухин выразил свои впечатления от общения с местной природой: «Зори тогда мне казались рассветом моей собственной жизни. День в степи всегда напоминает человеческую жизнь: он так же прекрасен и долог, он так же мгновенно уходит в прошлое. До сих пор я не смог отыскать ничего в мире глубже и шире синеющих полевых далей, слаще запахов степного увяданья, чудеснее буйного весною разнотравья, пахнущего на зорях, как материнское молоко. В эти мгновенья человек ощущает себя частью земли, а не отдельным существом».
По рассказам писателя, степи, лесистое Карагайское ущелье, луга и овраги были густо населены тетеревами, дрофами, стрепетами, журавлями, куропатками, утками, куликами. Много водилось зайцев, барсуков, лисиц. Кроме сурков и сусликов, в степи можно было наткнуться и на волка.
Сейчас в Карагай не стремятся массово охотники, зато с удовольствием едут путешественники, исследователи и творческие люди – ботаники, геологи, географы, краеведы, фотографы, художники, писатели. Красивы и живописны скалы, нависающие над Губерлёй. Степные ветра так обработали древние сланцы, что образовалось множество скальных скульптур, напоминающих людей и зверей, пресмыкающихся и птиц. Стоит упомянуть знаменитую хризолитовую скалу Черепаха. Меня, например, не оставляет впечатление, что приезжая в Карагай, я попадаю в сказку.
Сосна, конечно, является основной ботанической достопримечательностью этих мест. Но кроме сосны в Карагайском бору есть берёза и осина, а по берегам Губерли – горная ольха, вяз, серебристый тополь, ветла. Разнообразны в Карагае кустарники: черемуха, боярышник, калина, черная смородина, степная вишня, ракитник, бобовник, кизильник. На скалах и горных склонах можно встретить горный лук, гвоздику, различные мхи, горноколосник и множество других трав. Но ещё, что очень важно, здесь произрастают уникальные папоротники – представители реликтовой флоры холодных эпох ледникового периода. Они чрезвычайно красивы, изящны, живописны. Это и асплениум северный и пузырник ломкий — типичный папоротник альпийских высокогорий и арктических районов Гренландии и Исландии. В автобиографических очерках Валериана Правдухина можно прочитать о том, как под губерлинские скалы, превращённые степными ветрами в волшебные, сказочные фигуры, приходили искать цветущий папоротник жители Покровки и Шубинского.
А в этом году (да и в предыдущий год тоже) в Карагайском бору по одному берегу Губерли пасли одно сельское стадо, по противоположному – другое. Редчайшие для наших широт папоротники просто поедались коровами. Вместе с папоротниками переваривалась в коровьих желудках молодая поросль деревьев. И это в ситуации, когда деревьев здесь без того остаётся меньше и меньше. Причиной тому являются не столь вырубки, сколь истребительные пожары, периодически случающиеся в лесном массиве. Что скрывать, виновниками многих пожаров становятся горе-туристы. Крупный пожар в 1995 году уничтожил чуть ли не половину всех сосен.
То, что Карагайский бор пользуется популярностью, и его часто посещают люди, видно не только по разбросанному мусору и бутылкам, но и по надписям на каменных пластах. Многие скалы буквально обезображены надписями. Мне тяжело представить людей, едущих на природу с кисточками и банками краски, но такие, увы, находятся. И они настойчиво хотят оставить о себе такую худую память.
Некоторые эффектные скалы уже поломаны, другие продолжают ломаться. Кто-то пустил слух, что если на скале Черепаха забраться на черепашью голову и загадать желание, то желание непременно сбудется. Вот и лезут на эту голову все, кому не лень, да ещё стараются сфотографироваться. И не думают о том, что когда-нибудь рухнет черепашья голова под грузом тела очередного «загадывателя желаний».
В середине 80-х я впервые оказался возле мавзолея Бай-могила на границе Домбаровского района нашей области и Казахстана. Как раз перед этим в журнале «Уральский следопыт» я прочитал рассказ о мавзолее Кесене в Челябинской области и об истории любви дочери Тамерлана, похороненной в этом мавзолее, и простого воина, пожертвовавших жизнями ради своей любви. Я ещё не знал истории Бай-могилы и проникал внутрь мавзолея с трепетом и ожиданием встречи с чем-то древним, легендарным, романтическим. Первое, что бросилось в глаза внутри мавзолея – огромная надпись на стене: «Здесь в 1953 году Коля …. Олю». Мавзолей простоял четыреста лет, но пришли первоцелинники, испохабили стены надписями, откололи на сувениры несколько кирпичей с полукруглой крыши. В последнее время кирпичи с купола берутся на сувениры наиболее активно. Когда я был в мавзолее в первый раз, в крыше просвечивалось лишь сравнительно небольшое отверстие. Сейчас купола нет совсем.
Недавно Премьер-министр России Дмитрий Медведев утвердил создание в Оренбургской области заповедника «Шайтан-Тау». В постановлении сказано, что заповедник необходим для сохранения дубравной степи, наиболее сохранившейся на Южном Урале и не затронутой влиянием промышленности. И это здорово! Но сколько ещё в нашей области мест, которые мы должны, просто обязаны охранять от себя же!
В 2002 году Институтом степи УрО РАН подготовлен проект природного парка «Карагай-Губерлинское ущелье». Но пока проект остаётся лишь проектом.
И неизвестно, достоят ли до наших потомков сосны в ущелье среди степей и скалы-скульптуры, или останутся после нас только надписи на камнях про Колю и Олю…
