Региональный «Жопэн, ком эн сольда»

Чиновники ни черта не смыслят в журналистике, равно как и журналисты ни черта не смыслят в чиновничьей работе. Тот журналист или чиновник, коему мерещится, что он чего-то там разобрался и знает, где продавить, находится в заблуждении, потому что только погружение в специфику этих профессий до самого ее вонючего дна дарит нам ясность ума (это как с нашатырем -  дико воняет, сознание проясняется, миражи отступают). 

Некоторым особо одаренным на вонючем этом дне совсем не воняет, другие задерживают дыхание и пытаются разгрести эти дно, третьи выныривают на поверхность и просто наблюдают за тем, как тихо покачивается вода – говорят, таких немного. Мне, скажу откровенно, воняло и там, и там.  Я пыталась разгребать, психовала, от меня было, в общем-то, много брызг и волн.  Сейчас я вынырнула, и, пообсохнув на чистом воздухе, сделала парочку умозаключений.  Об одном сейчас и поведу речь.

Несколько недель назад в Фейсбуке я натолкнулась на спор журналистов и чиновника –  речь шла о том, что журналист ОРЕН-ТВ подала документы на должность главы Оренбурга. О чем они там спорили -  это неинтересно сейчас, однако, меня поразил градус ненависти переписывающихся.  Если местный фейсбучный публикатор поста все ж таки был лоялен и заискивающ к внезапному объявившемуся на его странице чиновнику (понятное дело, а вдруг пригодится), то неместные, конечно, пылко ненавидели человека при должности, отстаивающего свою позицию.

И в этом, как мне кажется, такая огромная вина самих чиновников  и их вяленых пресс-служб. Чиновники перестали говорить с нами напрямую, до нас доходят выверенные по пять раз пресс-релизы.  Обезличенность чиновничьего аппарата достигла апогея, даже в прямых эфирах чиновники шпарят по бумажке, пресс-секретари не талантливы, стало правильным делать из регионального чиновника стерильного героя: мы построили дорогу, мы снесли домик, мы так миленько чихнули, давайте скорее напишем об этом миленький  чахоточный релизик.

Заведенные чиновничьи страницы  в соцсетях тоже обезличены, там те же пресс-релизы: ничего хоть мало-мальски корявенького, теплого, человеческого. И всякий раз чиновники удивляются: ну что они ко мне не по-человечески, а, звери эти? Ответ прост: да потому что ты не человек, ты пресс-релиз.

У меня с памятью плохо, там какая-то тетя в регионе недавно выгнала всех пресс-секретарей и сказал: «Пойдите прочь,  я сама буду вещать из телевизоров без ваших подсказок!».  И думается мне, правильно сделала.

Сам чиновник стал давно  мальчиком  или девочкой для битья – не знает, как правильно с прессой общаться без подсказок, не знает, можно ли раскритиковать журналиста, задающего глупый, откровенно глупый вопрос.

Помню одну длинную пресс-конференцию Мищерякова.  Чего-то он там вещал часа два о том, что дважды два четыре, в конце вопросы от журналистов, поднимает руку корреспондент: «ЮрНиколаич, а дважды два сколько?».  Молчание Мищерякова. Я готова заржать.  Мищеряков: «Да кому я это рассказывал-то два часа, а!???». Я ржу. Вот такой олдскул в общении чиновников и журналистов – он исчезает совсем.

От чего мутит, конечно, во всей этой истории, так это от того, что пресс-секретарями, обезличивающими чиновников, становятся бывшие журналисты.  Они же знают, как важно сохранять взаимопонимание между простым человеком, нуждающимся в помощи, и чиновником, эту помощь способным оказать. Пусть даже на чиновника орет бабулька и стучит его палкой по голове – покажите это, напишите об этом, дайте это людям.  Не будут вашего подопечного люди ненавидеть, многие поймут, что бабка тоже не лыком шита, что этак еще она три раза стукнет, и чиновник отъедет. Покажите и расскажите правду: как много людей с диагнозами из психиатрии приходят на приемы к чиновникам.

 После одного из таких посетителей в УЖКХ Оренбурга, к примеру, было решено на время приема ставить видеокамеру в кабинет к начальнику из соображений безопасности. Только не надо возбуждаться -  новую не покупали, на балансе была очень старая камера, из нее можно было вытаскивать кассету и слать на сам себе режиссер, какой там ютуб.  Но цель была прозрачна: люди боятся камер, не кричат, руками не машут, на стол к чиновнику не лезут и не угрожают.

И я вам доложу, обычно проблемы у тех, кто на стол лезет, странноватые:

- У меня на дорожке во дворе листья!

-Так осень же, дворники убираются по расписанию!

-Не должно быть там листьев никогда!

Таким образом, через призму рабочей жизни среднего чиновника можно много  рассказать человеку о его  человеческой же природе: склочной, мелкой, скандальной, нетерпеливой. Но нет, пресс-службы не рассказывают об этом, упорно молчат, бояться, что сейчас один в фейсбуке начнет осуждать, второй подхватит, там и до федеральных новостей недалеко.

Но как бы ни было страшно, нужно как-то снова соединять чиновников с людьми, перестать строчить эти бесконечные пресс-релизы, потому что вот  Рамзана любят, и он крайне близок к народу, несмотря на его заявления о первом русском, несмотря вообще ни на что, да? Потому что он развеселый  в своем инстаграме, а чиновник в регионе  - он и есть чиновник, и зовут его никак, система закрыта,  как подарок Семен Семеныча из Стамбула. Пора жать на кнопку: управдом испугается, Семен Семеныч засмеется, контакт можно будет наладить.

И постскриптум. Вы знаете, интервью в прямых эфирах очень интересны и непредсказуемы всегда, но вот есть время до эфира – минут пять, десять: это зависит от того, когда в студию приедет гость.  И иногда очень много времени есть до начала, и вот это, конечно, самое интересное время: если человека видишь в первый раз, надо его немножко раскрепостить, поболтать о том, о сем. И вот какое-то раннее утро, раннее интервью, в студии уже гость, средний такой себе чиновник. Заходит разговор о проекте «Голос». Ну почему бы и нет, обсуждаем. И вот чиновник за  минуту до эфира  выдает: «Ой, ну она пела, девушка эта, прекрасно просто! Вот эту, известную, французскую: жопээээн, жопээээн….».  Режиссер командует, что выходим в эфир. Чиновник шпарит цифрами бюджетными без бумажки, досконально знает свою тему, эфир проходит прекрасно, но скучно. Тогда  я подумала, что не хватало как раз таки в эфире небольшого жопэна: слушатели бы навсегда запомнили этого чиновника, его слова перестали бы звучать в эфире белым шумом, и от ненависти бы к «ой опять этим» не осталось бы и следа.

Потому что главное – без ненависти. И после этого предложения уже не стоит ничего расшифровывать.