В детстве я часто смотрел телевизор. «Спокойной ночи, малыши» меня не интересовали. Моими Хрюшей и Степашей были Александр Невзоров и Сергей Доренко. Эти мужчины с непроницаемыми холодными лицами своим твёрдыми металлическими голосами передавали новости из Приднестровья, Абхазии, Нагорного Карабаха, Таджикистана и Чечни. Новости подкреплялись пугающими видеокадрами. Идея сюжетов была проста – советская империя рухнула, её окраины в огне, русских людей обижают. Выпуски новостей заканчивались репортажами из Москвы, в которых непонятно говорящий (как Филя) Президент журил толстых министров за то, что в регионах бюджетники не получают месяцами зарплату, производства закрываются, госимущество разворовывается. Я засыпал со слезами, а однажды меня потрясла истерика, и я кричал: «Ну почему моя Россия гибнет? Почему у нас Президент не Клинтон!». Этим я весьма ошарашил своего отца (болгарина), который не смотрел телевизор, а тихо дремал после тяжелого трудового дня, оплаченного стройматериалами. Тогда же я познакомился с документалистикой. По «РТР» показывали фильм Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли». Так я стал русским почвенником, мрачным в нелёгкой действительности, но гордым в сияющей куполами и крестами будущности.
Немного повзрослев, я перестал смотреть телевизор и обратился к печатному слову. Помимо учебников «История России» и «Русская литература» и сопутствующих им книг из школьной программы, я начал читать мемуары политических деятелей. Меня интересовали времена революции и гражданской войны. Хотелось больше узнать из первых уст о том, как начала «гибнуть Россия». В моём сознании она гибла перманентно. Последними книгами из этой серии для меня стали Морис Палеолог «Царская Россия накануне революции» и Лев Троцкий «К истории русской революции». Многое поменялось в моей голове: рациональность победила эмоции. И уже когда я, было, взялся за книгу Владимира Солоухина (преподавателя Литинститута, кстати) «Последняя ступень», то не прочитав и ста страниц выкинул эту «почвенническую грязь», разбавленную «совковыми» (именно что не советскими) представлении о православии.
Потом я сделал для себя ошеломляющее открытие: Оренбургская область в своём нынешнем состоянии не является правопреемницей Оренбургской губернии – форпоста империи в Средней Азии, город Оренбург – не столица оренбургского православного казачества, которое осталось разве что в памяти у старых священников из Никольской церкви. Просто старые, когда-то действительные, смыслы зажили собственной жизнью в среде постсоветского народа, который, в массе своей, по букве диалектического закона «отрицания отрицания» променял демонстрацию 7 ноября на крестный ход под иконой Табынской Богоматери.
Оренбургская область, образованная в 1934 году, суть продукт советской системы. Её социально-экономическая матрица сформировалась в предшествующий образованию области период коллективизации и индустриализации, а современное состояние выросло из освоения целины и развития нефтегазовой промышленности. Не «русский мир», не «нация ислама» должны волновать умы оренбуржцев, но развитие транспортной инфраструктуры, международное сотрудничество в сырьевой, производственной и потребительской сферах. Но это, видимо, не касается орчан и их ближайших соседей. Ведь они, как никто другой в нашей области, порождение именно советской индустриализации, что под натиском постиндустриальной экономики и гиперинформации сильно подвержены мему «русский мир». Но давайте по порядку.
«Октябрьской революции» исполнилось 12 лет. Этот год Сталин метко называет «годом большого перелома». Советский Союз отказался от НЭПа (новая экономическая политика). Старое «русское поле» зачищено. Дворянство и буржуазия изгнаны, духовенство и казачество практически уничтожены, мещанство перековано в рабочую интеллегенцию, старая интеллегенция редеет не по месяцам, а по дням. Государство рабочих и крестьян под чутким руководством большевиков «самостроится» по заветам Маркса и Ленина – общественно-политическая надстройка в виде административной карты СССР переписывается от пятилетки (выполнение пятилетних планов развития народного хозяйства) к пятилетке. Экономический базис требует появления нового административного образования – Средневолжский край.
Ещё в 1925 году Казахская автономия в составе РСФСР получает статус союзной республики. Из её состава выводится столичный регион – Оренбургский округ, который в течение нескольких лет объединяется с Самарским, Пензенским, Ульяновским округами и Мордовской автономией в единый край, на территории которого будет реализована в последующие пять лет «сталинская модернизация». То есть будет заложена та матрица развития, что и сегодняиграет ведущую роль: включение Оренбуржья в ПФО, тяготение локальных рынков Самары и Оренбурга друг к другу, строительство новых магистралей и т.д. А как же Восточное Оренбуржье? Оно тоже входило в состав Средневолжского края.
В том-то и дело, что старый-добрый уездный Орск до начала 30-х годов таким и оставался. В 1897 году в Орске проживало 14 тысяч человек, а в 1931 – 19 тысяч. Для сравнения: население Оренбурга в означенный период выросло с 72 тысяч до 130 тысяч жителей. Но потом всё изменилось. На востоке края нашли огромные залежи руды. При составлении второй пятилетки на 1934-1939 года на это обратили внимание. В Орске и на близлежащих малонаселённых территориях было решено создать один из крупнейших в стране металлургических комплексов с сопутствующей ему инфраструктурой. Уже к 1939 году население Орска достигает 66 тысяч человек. Кто эти 47 тысяч новоявленных орчан? Русские православные люди, приехавшие в степь делать «маленький белый островок» в «зелёном океане»? Нет, это советские комсомольцы-добровольцы, приехавшие туда давать стране металл. За изменением экономического базиса региона последовало административное – образовалась Оренбургская область. Регион с двумя равными по потенциалу промышленными центрами – Оренбургом и Орском. Но вплоть до 60-х годов орский центр «перевешивал».
Восточный крен включил всё Оренбуржье в Уральский экономический район, и даже развитие нефтегазового комплекса в 60-х не поколебало данное положение вещей. Вплоть до наступления капитализма. В реалиях советской командно-плановой экономики не существовало субъектов федерации с относительно автономной хозяйственной деятельностью – планирование происходило в масштабах экономических районов. Орск и его новые промышленные спутники больше тяготели к Челябинску и Магнитогорску. Но тут случился 1991 год, Оренбуржье стало субъектом федерации, на территории которогобюджетная политика распространяется на все «подмандатные» районы. К чему я об этом? Страна «развитого социализма» превратилась в страну «позднего капитализма», где потребление превалирует над производством, где вместо металла и угля нужны готовые товары и услуги, что так легко получить, перегоняя на запад газ и нефть. Это не хорошо, но и не плохо. Так региональная экономика взяла западный крен. Так Восточное Оренбуржье потеряло производственную мощь. Характерной чертой этого и является «обезлюдивание» – как приехали, так и уехали. А оставшимся обидно. И, казалось бы, причём здесь «русский мир» и «понаехавшие» батраки?
Давайте честно признаем, что постсоветские русские такие же православные, как постсоветские казахи и башкиры – мусульмане. То есть — поверхностные верующие. Религия в 21 веке – элемент культуры, этическая опора, если угодно, но не движущая сила истории. И никакой узбекский «хизбут тахрир» не в силах одолеть светскость многонационального Оренбуржья. Для понимания сегодняшней политической ситуации не нужно использовать средневековые идеологемы, чья «духовность» дурно пахнет в 2014 году. Реально, здесь и сейчас строится постиндустриальная Россия, и многонациональная Оренбургская область не «тонкая белоснежная полоса», но перспективная территория, чей транзитный статус, при умелом управлении, должен обеспечить развитие инновационных направлений экономики и благополучие для населения.
P.S.
Давать нравственную оценку большевикам 20-х и реформаторам 90-х – бессмысленное занятие. О загубленных жизнях, о порушенных империях, о потерянных территориях можно вспоминать, но превращать всё это в фетиши – глупо. Так можно и федерацию порушить.
А Восточному Оренбуржью не помешало бы объединиться с Челябинской областью в Южноуральский край. Уже не «снежно-белый перешеек» получится, а монолитный стальной стержень, связующий Россию и Сибирь. Хотя перспектива укрупнения регионов — тема для совсем другой статьи.
