Пожившие при коммунизме

 С каждым годом седьмое ноября становится все более странной датой. Даже еще более странной, чем четвертое.

То есть с 4 ноября всё ясно: никакой это для народа не праздник. И для властей, кстати, тоже. Праздничная дата – она чувствуется, ощущается изнутри вибрацией неких невидимых струн. И не указы заставляют эти струны вибрировать. Да тот же 29 октября, День комсомола – это да, тут у них струны поют сами, и безо всяких напоминаний со стороны Верхней палаты Федерального Собрания.

И есть еще довольно немало народу, у кого вибрация происходит 7 ноября. И не от избытков согласия и примирения в душе и прочем организме тела. Просто это для определенной части населения страны остается Датой. Просто в этот день кое-что значительное произошло в России. Даже покруче, чем произошло – стряслось.

А уж Великой Октябрьской Социалистической Революцией событие назвать или Кровавым Переворотом, каждый определяет для себя в меру информированности, мировосприятия и убеждений. Причем опять же: уж не указами менять сие отношение с одного на другое. Тем более с этих двух на нечто третье, без вкуса и запаха.

Ну, назвали Примирением и Согласием. Так ведь что: кто примирился и согласился, тем эта дата как Дата по барабану. Тем, кто не примирился и не согласился – по барабану указ о Высочайшем переименовании этой даты.

В результате: «А что теперь имеем мы? А ничего мы не имеем», как писал умеющий неотразимо формулировать Игорь Иртеньев.

Еще несколько лет назад наиболее непоколебимые из оренбуржцев выходили седьмого к памятнику Ленину на одноименную площадь, используя события 1917 года, в том числе, как отличный повод предъявить всем желающим огромный портрет генералиссимуса Сталина, который как бы осенял все мероприятие

Тем самым выбирающие для себя такую икону недвусмысленно сообщали, каким богам молятся и собираются молиться. После этого не оставалось мало-мальского смысла вникать в пункты принятых митингующими резолюций. Даже если предлагалось «не допускать роста предельных индексов роста оплаты жилья и коммунальных услуг, принять областной закон о социальной поддержке малообеспеченных граждан и их семей, сократить расходы на содержание чиновничьего аппарата, прекратить поборы с малых предпринимателей и отменить уплату земельного налога льготным категориям граждан».

Именем кровавого тирана и виновника гибели миллионов невинных людей собрались решать обозначенные проблемы? Ну-ну.

Впрочем, одна регулярно повторяющаяся в резолюциях от седьмого ноября разных лет строчка не могла не завораживать: «Мы смотрим в будущее с уверенностью и оптимизмом».

***

И вот теперь, когда до круглейшего из юбилеев, 100-летия ВОСР, осталось три каких-нибудь годика (эх, при живом бы и еще дышащем полной грудью Советском Союзе узреть ожидаемый масштаб народного ликования! не довелось, не довелось…), раскрылась во всей красе давно просчитанная, многажды предсказанная данность.

Коммунизм – не актуален. То есть совсем. Вообще! «А-ба-са-лютно», как говорил кто-то из Винни-Пуховых друзей.

А если и интересен, то как экспонат добротного провинциального краеведческого музея..

И вот в этом, «вышедшем из мрака, с перстами пурпурными», словно Эос, качестве он, внезапно для меня самого предстает чем-то таким… нет, запинаюсь в подборе надлежащих подлежащих. Короче, «что пройдет, то станет мило». Хотя милого там было мало, но..

Ну, лицезреть скелет некогда грозного динозавра – впечатляет, согласитесь.

Вот ведь даже такой атрибут как сталинизм отняла у некогда бескомпромиссных коммунистов нынешняя реальная российская власть, а самих схватила поперек хребта и встроила бестрепетной рукой куда-то сбоку-внизу в свою систему и посадила на короткие цепи: приносите пользу, какую сможете.

Что-то сегодня день цитат, но как там пел Владимир Семенович? «Вы тоже пострадавшие, а значит, обрусевшие…»

***

«Двадцать три ступени вниз» — был некогда такой роман о годах правления последнего российского царя. Почему-то вспомнился на недавно прошедшем митинге 7 ноября здесь, в Оренбурге, на площади Ленина. Хотя понятно, почему: 23 года отмерила как эпоха Николая II, так и новейшая, «бескоммунистическая». С той, естественно, существенной разницей, что в 1917-м этот день был для коммунистов исходной точкой, а нынешний – всего лишь очередной ступенькой, ведущей… Ну, скажем так, чтобы лишний раз не обижать: уж никак не вверх.

Хотя, наверное, все равно сторонники компартии на меня обидятся. А вот зря, ребята, честное слово, зря! То есть воля ваша, конечно, но разве можно обижаться на правду? (Чуть не написал – на «Правду»).

Три сотни пришедших на митинг (среди которых за эти годы набралось немало знакомых лиц: «С праздником!» — «И вас, и вас, товарищ!»). Лица спокойные, почти отрешенные, не чета тем, что были здесь в начале девяностых… И немолодые, ой немолодые. Молодежь – да, есть. Десятка три, в основном девчонки.

Откуда? А областной колледж культуры и искусств. «Сами пришли?» Прыская и переглядываясь, как они это прекрасно умеют делать: «А как же!» Здесь же – четыре преподавательницы колледжа: «Да, хотим поддержать! А вы знаете, что когда мы обращались за помощью, все отказали – только КПРФ помогла! Деньги на ремонт выделили, свои помещения для занятий предоставляли! И не один раз! Больше никто, никакая “Единая Россия”»…

Вот так, господа-товарищи…

Прийти-то они пришли, однако дела до того, что говорится в микрофон, понятно, им не было — как и большинству собравшихся. За два с лишним десятка лет посткоммунизма одни и те же слова слились в одно-большое-длинное, а  смыслы ожидаемо закольцевались. Ритуал – вот он уже важнее смысла. У подножия памятника, на ступенях – зеленый муляж пулемета времен Гражданской. Здесь же дожидаются очереди двинуться по Советской в сторону памятника Чкалову муляж «Авроры» и муляж броневичка.

Ой, нет, броневичок отъездился: при попытке сдвинуться с места полетела передняя ось тележки, к которой приварен остов. «Все, оставляем здесь, после концерта заберем!»

Что же, каждому свои муляжи: у власти – муляж массовости, у коммунистов – «Авроры».

На дворе — время такой политики. Чуть не написал – «муляжа политики»… Да ладно, чего там. Написал.